Эссе
Современная культура во многом опирается на образ победы слабого над сильным, справедливости над несправедливостью. В заголовках газет и названиях фильмов мы то и дело читаем о героическом сопротивлении диктатуре, тирании, насилию и войне. Реальность, к сожалению, сложнее и мрачнее.
В литературе сопротивление, как правило, приводит к победе. В реальной жизни оно сопровождается фрустрацией, бессилием, страхом, а приводит — к бесчисленным поражениям. Мы все знаем сюжет про Давида, победившего Голиафа, но сколько давидов за историю человечества были раздавлены голиафами так, что этого никто и не заметил?
Если со стороны посмотреть на результаты современного российского сопротивления, десятки лет безуспешно противостоящего Путину, они покажутся катастрофическими. Внутри страны — разгромленное гражданское общество, коррупция, убитые или посаженные за решетку лидеры оппозиции, впавшие в апатию люди. Снаружи — нападение на Украину и союз с самыми худшими политическими режимами на планете.
Но по каким результатам стоит оценивать сопротивление? Особенно если у врага практически бесконечные ресурсы и он не знает никаких моральных преград. В России, например, многолетний тюремный срок можно получить за прикосновение к вооруженному полицейскому (просто прикосновение) и «причинение ему моральных страданий». Ответственны ли те, кто вышел без оружия против вооруженных, за то, что не смогли победить? В конце концов, даже у Давида была праща.
Прямо сейчас мы не знаем, окажется ли российское антипутинское сопротивление в списке героических движений, которые привели к свержению тиранов. Прямо сейчас кажется, что мы бесконечно далеки от этого. Но даже сейчас мы знаем о людях, годами выходивших против авторитаризма, диктатуры, войны. О журналистах, делающих свою работу в условиях запрета на профессию. Об активистах, помогающих дезертировать из российской армии, и об активистах, помогающих украинцам. Мы знаем о сотнях политзаключенных — и об их близких, которые их не оставили. О политиках, попадающих в тюрьмы и гибнущих там. Об учителях, которые пытаются не пустить пропаганду в школы. Об обычных людях, старающихся убедить близких, что увиденное по телевизору — неправда.
Антипутинскому сопротивлению пара десятков лет, но российской традиции сопротивляться злу — столетия. И эта традиция редко предполагала надежду на скорую победу. Советский диссидент Александр Даниэль в разговоре с автором этого текста однажды сказал, что диссиденты «в большинстве своем, кажется, даже, наверное, в подавляющем большинстве, не питали никаких надежд на будущее». О вреде надежды в эмиграции в «Былом и думах» писал царский диссидент и эмигрант Александр Герцен. Впрочем, ни Даниэля, ни Герцена, ни многих других это мрачное осознание не останавливало в их сопротивлении. Даже когда невозможно победить, можно сохранить себя, семью, друзей, ценности, чувство собственного достоинства.
В этом контексте сам факт существования российского сопротивления и невероятная упертость протестующих представляются чудом, поводом для гордости за соотечественников и источником надежды.
Илья Красильщик