Эссе
«Перемещенные и неуместные — суть общее место нашего столетия», — злободневно звучит? А это про прошлое столетие — о нем поэт Иосиф Бродский рассуждал в своем докладе на конференции Уитлэнд в 1987 году. В 2025-м этих самых перемещенных, по последней оценке ООН, 281 миллион человек, 3,6% всего населения Земли.
Одни бегут от войны, другие спасаются от репрессий, третьи лишаются дома из-за климатических катастроф. Миллионы людей с разным прошлым, разными жизненными обстоятельствами и разным легальным статусом эксперты ООН объединяют одним нейтральным словом — мигранты (от латинского migrantis — «перемещающийся»).
По-русски это слово звучит далеко не нейтрально. Если в советской прессе «эмигрант» было ругательством похуже «фашиста», то в постсоветский период «мигрант» закрепилось как снисходительно-презрительное наименование для выходцев из соседних стран, перебравшихся в Россию, — недостаточно интегрированных, недостаточно хорошо знающих язык. Кажется, примерно такими же коннотациями сейчас обрастает немецкое слово Ausländer.
Больше шести миллионов украинцев, приехавших в Европу с 2022 года, объединяет статус беженцев, жертв войны, получивших временную защиту за рубежом. 650 тысяч россиян, покинувших страну после начала полномасштабного вторжения в Украину, три года не могут договориться о самоназвании. Кто они? Политические эмигранты? Далеко не все. Релоканты? Тоже. Просто «уехавшие» — в противовес «оставшимся»? Журналисты, писатели, художники, режиссеры — все те, чья жизнь была тесно связана с родным языком и культурой, — выбрали добавлять к своим профессиям слова «в изгнании».
Примеров, когда литературный и культурный процесс в изгнании был интереснее, чем в оставленной стране, множество: Россия после революции 1917 года, нацистская Германия, франкистская Испания, Иран после исламской революции. В 2020-х, в разгар очередной гуманитарной катастрофы, у многих есть шанс ощутить, каков этот процесс изнутри.
Но о чем чаще всего пишут, поют, ставят спектакли и снимают кино авторы в изгнании? О покинутой родине, конечно. О месте, где все как-то не слава богу, месте, может быть, нелюбимом, но понятном, своем.
Статус «изгнанника» в своем роде уникален: он как будто дарит право зависнуть в лимбе, откуда можно с сердитой ностальгией поглядывать в прошлое, мечтать о прекрасном неопределенном будущем и полностью игнорировать настоящее. Тратить силы, которые можно было бы потратить на погружение в новую культуру, на размышления о том, где все пошло не туда в старой.
Изгнанник мечтает вернуться, особенно если он изгнанник «с душой и талантом», так повелось еще со времен Овидия, — но вернуться он хочет не куда-то, а в «когда-то». В таком «перемещенном и неуместном» состоянии можно жить годами — постепенно теряя связь с родной страной и не налаживая связей на новом месте. А тем временем его родная страна и страна, его приютившая, приходят к солидарному решению: ни там, ни там ему не рады.
Александра Зеркалева